Мост через долину смерти

Для развития инновационного бизнеса необходимо говорить с учеными на одном языке. "Эдисон-Инновации" взяла на себя функцию переводчика между бизнесом и научным сообществом.

Российскую академию наук зачастую обвиняют в том, что она живет своей жизнью и мало задействована в развитии российской экономики, в том, что мало разработок наших ученых внедряется в производство и слабо развито взаимодействие людей науки с бизнес-сообществом. Но директор по проектам ООО "Эдисон-Инновации", кандидат биологических наук Варлам Кешелава не склонен соглашаться с критиками академии и считает, что Сибирскому отделению РАН и бизнесменам есть над чем работать сообща.

— На сайте компании говорится, что "Эдисон-Инновации" была создана с целью коммерциализации инновационного потенциала, накопленного за многие десятилетия работы российских ученых, изобретателей и конструкторов. Насколько востребованы такие услуги, есть что коммерциализировать?

— Как вы помните, в Советском Союзе была так называемая отраслевая наука, в частности, многочисленные ВНИИ и ГИПРОНИИ. Институты Академии наук СССР в основном занимались фундаментальными исследованиями и на отраслевую науку смотрели свысока. Но она активно развивалась и осуществляла деятельность, которая очень близка к тому, чем сейчас занимается "Эдисон-Инновации". Хотя, по понятным причинам, эта деятельность называлась не коммерциализацией, а внедрением. После распада СССР отраслевая наука, за исключением подразделений, которые были задействованы в оборонной промышленности, прекратила свое существование, но осталась масса невнедренных наработок.

Что касается Российской академии наук, то она почти 20 лет в каком-то смысле работала "на полку" и за это время также успела накопить большой потенциал. Однако он оказался совершенно недоступным для классического венчурного бизнеса, поскольку потенциал науки, если говорить образно, это не самородки, а руда. И чтобы получить из нее что-то ценное, необходимо проделать большую работу. Именно этим и занимается наша компания совместно с Академией наук.

Впрочем, не стоит сравнивать нашу деятельность с "выковыриванием изюма из булочки". Мы не собираемся взять одно-два изобретения и уйти по-английски, как делали за эти годы многие компании, сотрудничавшие с учеными. Мы планируем работать с большим количеством разработок и поэтому стараемся формировать по каждому направлению деятельности некоторую "критическую массу" проектов.

Наша задача — построить мост через так называемую "долину смерти", разделяющую разработчиков идей и венчурный бизнес. Покупателями продукта могут стать и те самые венчурные фонды, у которых есть компетенции и деньги. Мы же готовы пройти через эту "долину смерти" с учеными: сформировать управленческую команду и создать маленькую быстрорастущую компанию, которая готова к классическому венчурному бизнесу.

— То есть вы являетесь бизнес-ангелами в "долине смерти"?

— В какой-то степени так и есть, деятельность "Эдисон-Инновации" — это довенчурный бизнес, то есть та зона, где обычно работают бизнес-ангелы. Но есть и разница. Дело в том, что на бизнес-ангела ученые-разработчики выходят, как правило, через давние связи: это может быть одноклассник, однокурсник или бывший коллега по работе в НИИ. Кроме того, бизнес-ангелы чаще всего опираются на свою собственную компетенцию — в 90 случаях из 100 тема проекта, которую вы ему приносите, должна быть ему близка и понятна в силу его предыдущего образования.

Допустим, ваш друг по образованию химик, но сейчас занимается банковской деятельностью. Приходить к нему с проектами в области физики абсолютно бесполезно. А вот если вы принесете ему проект в области химии, он окажется способен оценить его и, возможно, захочет проинвестировать. Другими словами, работа бизнес-ангела, как правило, является фрагментарной и ведется в сегментах, в которых он чувствует себя компетентным. Мы же задумали создать своего рода обогатительную фабрику — мы готовы работать с проектами практически любых отраслей науки. Конвейер этой фабрики и станет тем самым мостом через "долину смерти".

— Говоря об академической науке, вы сравнили ее потенциал с рудой. Сколько, с вашей точки зрения, можно получить конечного продукта в СО РАН? Ведь тонна сырой нефти не есть тонна бензина.

— Работа на нашей фабрике выстроена примерно по следующему алгоритму. Сначала автор, научный сотрудник института, рассказывает нам о своих разработках, и в процессе разговора мы получаем одно или несколько неформализованных предложений. За два года работы в Академгородке Новосибирска мы получили примерно 800 таких предложений. После этого, когда мы оцениваем предложения не с точки зрения фундаментальной науки, а с точки зрения бизнеса, часть отсеивается. В результате такой первичной фильтрации из 800 предложений у нас осталось порядка 250.

На втором этапе мы оцениваем предложения более детально, что нередко предполагает привлечение экспертов. Этот этап отбора преодолело только 100 предложений. На последующем, третьем, этапе мы снова вступаем в переговоры с автором. Задаем ему более конкретные вопросы, даем время для обдумывания ответов. В конце концов, мы составляем нашу внутреннюю заявку. В результате анализа этих заявок мы сочли возможным принять только 30, которые уже можно назвать проектами.

Оговорюсь сразу — сегодня завершенных проектов у нас нет. Ведь мы обрабатываем руду, а не собираем самородки, и этот процесс требует времени. На данный момент мы финансируем шесть проектов, однако интерес к нашей деятельности продолжает расти, и мы предполагаем, что в ближайшее время количество финансируемых проектов будет исчисляться десятками.

— Сразу возникает вопрос: а кто будет являться собственником в проекте, вернее, кому будут принадлежать авторские права? Ученому или бизнесмену?

— Необходимо понимать, что ни один инвестор не будет вкладывать средства в предприятие, которое он не может контролировать. Это железное правило, из которого следует, что контрольным пакетом должен владеть бизнес. Под каждый проект мы создаем отдельное юридическое лицо — как правило, закрытое акционерное общество. Автор передает права на изобретение в ЗАО, в котором он владеет определенным пакетом акций. Величина пакета может быть различной и зависит от степени готовности разработки. В нашей бизнес-схеме автор-разработчик не несет никаких финансовых рисков, и, если проект по тем или иным причинам не складывается, мы готовы вернуть ему все права на разработку.

— Вы преимущественно работаете с институтами Сибирского отделения РАН. Как построено ваше взаимодействие?

— Несмотря на то, что сегодня у нашей компании есть офис в Москве, основная деятельность "Эдисон-Инноваций" ведется в Сибири — в Новосибирске, Красноярске и Томске. С нашей точки зрения, академическая наука в столице больше пострадала в постперестроечные и рыночные времена. В целом около 80 процентов нашей деятельности сосредоточено в новосибирском Академгородке.

Более двух лет назад компанией "Эдисон-Инновации" была создана концепция работы с Сибирским отделением РАН. В этой концепции можно выделить три основных момента. Во-первых — ученый, автор разработки, не должен уходить из своего НИИ и становиться бизнесменом. Его задача — быть научно-технологическим руководителем создаваемого ЗАО (или, по крайней мере, научным консультантом). Во-вторых, мы всегда привлекаем к проекту институт, в котором работает автор разработки. И, в-третьих, если разработка производилась в институте, то он также получает свою долю в ЗАО.

27 декабря 2007 года эта концепция была принята на заседании Президиума СО РАН. На заседании было также принято решение о создании Экспертного совета — коллегиального органа, в который вошли 13 экспертов из разных НИИ. Заседание совета, председателем которого является академик Геннадий Кулипанов, собирается, как правило, раз в квартал. Экспертный совет, с одной стороны, контролирует нашу деятельность, а с другой — выступает для нас своеобразным проводником в НИИ, где у наших экспертов есть определенное влияние и авторитет.

— Ваша система анализа и отбора научных предложений кажется во многом похожей на ту, что практикуется в корпорации "РОСНАНО".

— Может быть, но есть и колоссальная разница.

— В том, что Анатолия Чубайса интересуют проекты как минимум на сотни миллионов рублей?

— Это само собой. Но есть еще одно отличие, которое признают и в самой корпорации. Во-первых, РОСНАНО все-таки занимается венчурным бизнесом и, таким образом, находится на другой стороне "долины смерти". Кроме того, большинство наших экспертов имеют естественнонаучное образование: они физики, химики, биологи... Многие из них — доктора и кандидаты наук, ученые.

— То есть вы говорите на одном языке?

— Да, мы говорим с учеными на одном языке. В то время как сотрудники РОСНАНО — это высококвалифицированные менеджеры, финансисты и экономисты, которым в разговоре с разработчиками нередко требуется "переводчик". "Эдисон-Инновации" как компания, находящаяся между бизнесом и научным сообществом, способна выступить в роли такого переводчика. Отчасти по этой причине мы верим в том, что наше сотрудничество может быть плодотворным и взаимовыгодным не только с Сибирским отделением РАН, но и с потенциальными венчурными инвесторами любого уровня, включая международные организации.

Ерлан Байжанов, Надежда Ойноткинова

Материал предоставлен редакцией журнала "Эксперт-Сибирь"