И постепенно я начал понимать, что изысканная атмосфера путешествия не лишала его романтики. Каждый день приносил что-то новое. Каждое утро я виделся с другими пассажирами за завтраком или на продуваемой всеми ветрами станционной платформе. И, несмотря на моросивший дождь, нас всех переполняло чувство, что все вместе мы путешествуем по новым исполненным романтики землям. Вот мы пересекли еще один часовой пояс, вот еще 500 миль остались позади, и хотя взгляд все время утыкался в покореженные дома из 'сталинского' бетона, мы испытывали единое чувство удовлетворения, от того, что мы, все вместе, имеем возможность просто быть здесь и видеть все это.

На третий день неподалеку от Екатеринбурга мы на автобусе пересекли условную линию, разделяющую Европу и Азию, и доехали до пограничного столба, возвышающегося над мрачным шоссе. Несмотря на обычные туристические ритуалы: зычный голос 'пограничника', делающего вид, что хочет проверить наши паспорта; шипучка в пластиковых стаканчиках, чтобы отметить событие; неизбежный магазинчик с товарами для туристов; сам факт того, что я совершал автобусную экскурсию, входившую в программу большого путешествия, послушно следовал за гидом с флажком и не расставался с наушниками - несмотря на все это меня переполняло странное чувство, что я совершил что-то важное, и я обменивался тихими улыбками со своими новыми друзьями. А в нескольких ярдах от автобуса на обочине дороги выстроился ряд деревьев. И я знал, что если бы позволил себе безумство, стрелой метнулся бы из автобуса и скрылся в роще деревьев, я бы пропал навсегда. Эта земля по большей части обитаема. Но Сибирь - от Сиб Ир, дословно 'спящая земля' - угрожающе безбрежна, холодна и нецивилизованна. Она окружала нас, мы физически начинали ощущать ее присутствие и жались друг к другу.

Я стал с нетерпением ждать этих поездок. Потому что, честно говоря, виды за окном поезда как-то меня не вдохновляли, по крайней мере в течение первых шести дней путешествия от Москвы до Иркутска. Это -плоская, плоская страна. Урал звучит очень романтично. На самом деле это - невысокие возвышенности, покрытые лесами. Деревья, которые Вы постоянно видите за окном, по началу кажутся Вам исполненными очарования. В основном березы. Сплошное очарование. Через несколько сотен миль они начинают, пожалуй, производить завораживающее впечатление. На следующее утро под дождем они, если им повезет, становятся просто симпатичными. Вскоре после этого они превращаются в обычные деревья. Боже, опять, опять эти чертовы деревья! Иногда поезд 'заворачивает за угол', и открывается другой вид, в деревьях появляется просвет, становится видна река, мальчики, удящие рыбу, Вы расплющиваете нос о стекло и несколько быстротечных минут впитываете новые впечатления.

Поэтому приятным разнообразием после всех этих деревьев явилась остановка и экскурсия в Екатеринбурге, где Романовы встретили свою нелепую и отвратительную смерть за то что, метафорически, если не буквально, слишком часто проезжали мимо трясшихся от холода крестьян, сидя в теплом вагоне с самодовольной улыбкой на породистых лицах. Сейчас на месте их гибели возведен храм, один из многих построенных заново и восстановленных церквей в новой России, которая ударилась в религию с примечательной, и я бы не сказал, что здоровой, поспешностью. Мы часто останавливались, чтобы посетить соборы. Слишком часто, но я не возражал, потому что можно было выйти на свежий воздух и посмотреть на Россию. Сумасшедшую, исполненную противоречий Россию, где красивая позолоченная лепнина в стиле рококо над дверными пролетами, или точеные каблуки самой прекрасной женщины в мире, одетой в дешевую копию классического дизайнерского платья, но все равно выглядящей на миллион рублей, повсеместно являют резкий контраст с самым вопиющим в мире воплощением стиля брутализма в архитектуре, зданиями, построенными из самого уродливого материала на нашей планете - железобетона - который Сталин пестовал, как сортовые деревья своей земли, и который сейчас, куда ни взглянешь, растрескался и выглядит сырым, темным, обветшалым и уродливым.

Пожалуй, самые яркие контрасты я увидел в Новосибирске. Здесь, в столице Сибири, городе, обязанному своему бурному росту Второй мировой войне - Сталин просто-напросто эвакуировал сюда все военные и промышленные предприятия из-за удаленности этих мест от европейской части России, на которую немецкие бомбардировщики обрушивались с неба до того, как их удавалось сбить - мы посетили оперный театр, достроенный в 1945 году женщинами и детьми, которые таскали кирпичи и руками месили строительный раствор. Это - величественный, великолепный и очень просторный театр, где находится вторая по величине в мире оперная сцена. Мы провели пленительное время за кулисами, наблюдая за танцовщиками, разглядывая реквизит и бархат, потрясающе расписанные декорации, спускающиеся откуда-то с высоты, а тем временем в оркестровой яме арфист репетировал свою партию из 'Богемы'. Через час мы были уже в Академгородке, расположенном в 30 километрах от города. Академгородок был построен в качестве сталинского эксперимента в 1950-е годы. Туда, в заранее спланированную 'закрытую среду', перевезли вместе с семьями многих ученых и мыслителей, чтобы они работали, думали, плодили потомство и остались там навсегда. Уродство этого места производит неизгладимое впечатление и своим физическим присутствием и ощущением жестокого отрицания индивидуальной свободы и мысли. Казалось, что мы перенеслись не только в другое время, но и в иной мир.

Впрочем, как и все, что мы видели до этого, Новосибирск производил особое впечатление просто потому, что мы могли сказать себе: мы можем никогда больше - нет, мы никогда больше сюда не вернемся, но мы однажды были здесь, и мы были здесь вместе. Час-два спустя мы снова окажемся в вагоне-ресторане, нас будет ждать сладкий чай, и, может быть, урок русского языка, или пианист Саша развлечет нас, виртуозно демонстрируя разницу между московской и петербуржской школой классической музыки, и мы снова очутимся в хорошо организованном, безопасном, дорогом и приятном мире, но внутри мы все, мне кажется, слегка изменились, стали чаще задумываться.

Я сошел с поезда в Иркутске. Я провел в самолете семь часов, пересек пять часовых поясов и вернулся в Москву, откуда все началось. Я не ожидал, что мне будет так тяжело уезжать, так грустно прощаться с хорошими людьми, с которыми вместе путешествовал. У них впереди была еще целая неделя. И, я думаю, их ждали более красивые пейзажи. Монголия, долгий путь до Владивостока и Японского моря. Да, они опять увидят железобетонные здания, они опять будут садиться в автобусы и выходить из них, есть рассольник и смотреть на деревья. Но их также ждет еще много вечеров, когда можно будет поразмыслить, поговорить, выпить, и в конце этого длинного удивительного путешествия они смогут сказать, что они совершили его и совершили его все вместе.

Материал предоставлен сайтом InoSMI.ru